К нему еще может прирасти хвост, а нет - так и будет зарисовкой.
Не раб Моргота
Седой старик вышел из ворот Менегрота и отправился на восток. Это могло бы показаться странным, но лишь на первый взгляд. Дорога расходилась от ворот на восток и на запад – но что оставалось для него на западе, в когда-то родных землях? Он прошел ту, где прежде жил сам, те, о которых знал понаслышке, а потом и видел не своим взглядом – Хитлум, окрестности Гондолина, Бретиль, Нарготронд… Все, что он видел – или оставлял позади себя - пустота, равнодушие или разрушение. Везде, кроме подземного чертога, что он посетил последним – где снова не своей силой ему удалось удержаться на грани.
Прочие земли запада были теперь (а многие – и прежде) дики и пустынны, а с обитателями тех, что оставались обитаемы, встречаться что-то не хотелось – не отправляться же ему, в самом деле, в полные недобрых чар леса Таур-ну-Фуин (когда-то – Дортониона), которых боятся даже орки? Неплохой, конечно, способ побыстрее закончить свою жизнь, в которой не осталось теперь ни особого смысла, ни цели – но зачем ходить для этого так далеко? Его сын, принявший то же решение, не отправлялся в дальние края, он всего лишь вернулся к своему мечу, а дочь и вовсе сделала всего один шаг вперед – с обрыва…
А кроме того, бывший Дортонион отсюда – уже на севере. А с севера он уже однажды ушел (все равно, чужой или своей волей), - и если не найдется иной цели, положит остаток жизни на то, чтобы уж туда-то точно не вернуться, даже в помрачении ума…
А на западе – да, где-то там еще живет Кирдан со своим народом, потеряв прежние Гавани, но все еще на берегу Великого Моря… Кирдан и Великое Море – что ему до них? Как и до заброшенных много лет назад лагерей Земли Лука и Шлема…
На юге – он помнил прихотливой смесью старой карты Белерианда (в доме Фингона) и видения, невозможного человеку, что уже туманилось к тем южным землям, - да, там было уже неясно, а следовательно, не было ничего, что привлекало бы внимание смотревшего, - что вовсе не означает, что там не было вообще ничего. Травянистая степь, где, почитай, нет обитателей – только редкие путники, и лес, темный и глухой, недружелюбный (но не служащий никакому внешнему злу), где, может быть, встретишь кого-нибудь из Авари (если сами они захотят этого), еще дальше на юге – похоже, снова Великое Море…
Неплохо для того, кто более всего желал бы – сгинуть без следа, но от ворот не было дороги на юг, только на восток и на запад, а восток – это не так уж и плохо, там теперь тоже – почти никого…
Стражи восточной границы встретили его – не остановили, просто вышли навстречу; не задавали вопросов сами, но отвечали на его, отрывистые и не вполне складные – о дорогах, былых и тех, которыми еще пользовались (гномы проходили по ним нечасто, но так, что боялись не они, но их), а когда разговор очевидно приблизился к концу, самый молодой из стражей поднял из-под ближнего дерева небольшой мешок – очевидно с припасами на дорогу:
- Лорд Хурин…
- Хурин умер, - не поднимая взгляда, прервал его старик. – Его больше нет. Если скажу – умер прямо перед троном короля Тингола… и госпожи Мелиан – вы ведь не поверите… Так что говорите как угодно, хоть бы даже и до Великого Моря дошел и утопился в нем…
Он взял мешок из рук оторопевшего стража и медленно, опираясь на посох, направился вперед, за пределы Дориата.
Ему ничего не сказали вслед, но слова его запомнили; когда-то потом, позже и дальше, переходя из уст в уста, они сменили «он сказал» на «говорят», а для кого-то и вовсе стали очевидной истиной – может быть, на берегу того самого Великого Моря…
А седой странник шел дальше, на юг и восток, не вполне ясно представляя, куда именно он идет, а может быть – и кто он сам, идущий этим неторным путем…