В общем, вывешу 1/2 перевода той самой девы (?) Мин Дааэ про спасение Маэдроса. Точнее про как-раз-после спасения.
1/2 - потому что оно некой длины, а я еще в конец порции текста сажаю ехидные примечания - в общем, чтобы за ними было легче бегать.
И, как ни странно, несмотря на количество этих примечаний, мне кое-что в тексте кажется любопытным... в особенности на общем фоне англоязычной "тангродримской темы". По крайней мере, это чуть ли не первый известный мне автор, дошедший до мысли, что если (человек) эльф висел на скале, то ч плечом у него тоже ЧТО-ТО будет...
Плюс - много странного. Часть этого странного можно задумчиво проигнорировать ил списать на замысел автора, часть - увы, не получается.
Дополнительный предупрежданс: некорректные комментарии переводящей Мыши!
Не знаю, можно ли сие считать "жалельным текстом", но Маэдросу тут и правда плохо и грустно, а написала текст все равно не я...
В общем, кто не боится - изучайте!
(Да, вот еще: наблюдение Фреда: судя по количеству движений души Фингона, описанных автором "через желудок", у персонажа явно гастрит на нервной почве. Или скоро будет...)
Min Daae
В комнатах, неведомых доселе(*1)
Взято: http://www.fanfiction.net/s/5298614/1/In_Rooms_Unfamiliar_But_Until_Now
От автора: (…) Я знаю, что на самом деле орел отнес их обоих обратно. Но я немного поиграла с этим.
Обратное путешествие было дольше и тяжелее, чем он представлял себе. Точнее, он никогда не думал об обратном путешествии. Точнее, он был уверен, что просто поедет, торжествуя, назад, высоко и гордо держа голову(*2).
Фингон совершенно не ожидал, что его друг будет просить о смерти. Это почти поколебало его решимость. Но недостаточно для того, чтобы не пытаться вовсе унести прочь от преисподней Майтимо, наполовину разбитого.
Когда они наконец остановились на отдых, когда Фингон наконец осмелился остановить их безрассудный побег из этого адского места… Маэдрос, слишком изможденный, чтобы есть, почти немедленно впал в беспомощный сон, подобный смерти. Фингон мрачно задумался, когда он сам спал в последний раз, но не закрыл глаза, оставаясь на страже. Это позволило ему также впервые оценить тот ущерб, что нанес Моргот телу друга. Первое и самое очевидное, конечно, - правая рука, утраченная до запястья, грубо перевязанного, чтобы остановить кровь, но повязка уже пропиталась ей. Им надо бы добраться до настоящего целителя, который обработает рану, да поскорее; не стоит рисковать – рана может загноиться.
Еще он, конечно, был более худым – а ведь и без того стройному эльфу было не так много, что терять. На спине протянулись линиями полосы шрамов. И невидимый ущерб мускулам плеча, растяжение(*3) – Фингон старался не думать обо всем, что могло быть неправильно; он лишь придвинулся чуть ближе, напряженно всматриваясь в темноту.
И его лицо… лицо было худым и изможденным; впалые щеки, темные круги вокруг глаз – мертвенно-бледное лицо, которое он едва узнал, - даже серые глаза, что были теперь полны теней и кошмаров.
Теперь гнев его достиг некой грани. Семь лет. Семь лет ОН владел Майтимо – но его брат так и не сломался. Он надеялся на это.
Сначала ночь длилась спокойно. Затем внезапно Маэдрос резко, рывком приподнялся с диким и яростным воплем, потом голос его сорвался, превратившись в невнятный поток слов, в котором невозможно было ничего понять. Фингон обхватил его руками и держал, но он вырывался из объятия, словно не узнавал держащего, вопль перешел в стон, полный ужаса и изматывающей боли.
Он не мог это больше слышать. Ненавидя самого себя, вновь и вновь повторяя его имя, Фингон тряс Маэдроса, пока не разбудил. Проснувшись, рыжеволосый эльф тотчас же сник в изнеможении, упав на Фингона, который без труда удержал его, настолько он был легок.
«Финдекано?» - спросил он хрипло, почти без голоса, и Фингон ощутил ком в горле, почти до тошноты, и отвернулся.
«Это я. Успокойся. Ты в безопасности».
«Нет, - ответил Маэдрос. «Нет, никогда» - и потерял сознание снова.
Он не просыпался весь следующий день и еще полдня, только кричал и пытался вырваться из удерживающих его рук, что снова не давали ему повредить себе. Фингон начал отчаиваться, не зная, вернется ли когда-нибудь Майтимо до конца к себе. Станет ли вновь тем эльфом, которого он помнил и любил.
Он не дал этой мысли развиться, просто удерживал брата во время его кошмаров и воспоминаний – или чем они там были, - втаскивал его на коня и стаскивал с него каждое утро и вечер, - и ехал в обществе собственных мрачных мыслей, с растущим ощущением тошнотворного беспокойства и боли в животе.
Они были уже в четырех днях пути, когда Маэдрос вновь произнес его имя – «Финдекано?» Его голос был яснее, хотя он все также безвольно сидел на спине лошади, опираясь на Фингона, положив голову ему на плечо. Но он говорил, и речь его звучала почти связно.
«Я здесь», - просто ответил тот, и не остановил лошадь, поскольку не осмелился. Затем долго длилось молчание.
«Правой кисти больше нет», - сказал он вдруг, голосом слегка хрипловатым. – «Я чувствую ее, как будто она все еще есть. Но ее нет»(*4).
Фингон ощутил свинцовую тяжесть в желудке и постарался взять ее под контроль.
«Мне пришлось. Чтобы освободить тебя. Цепь не поддалась». Он внезапно снова увидел перед собой руку Майтимо, раскачивающуюся в наручнике, на том холодном и обдуваемом ветрами утесе, - ветер раскачивал цепь. Он ощутил тошноту, но справился с ней.
Майтимо закашлялся, его тело изогнулось так, что позвоночник вдавился в живот и грудину Финдекано, но тот не обратил на это внимания.
«Рука – или еще семь лет. Думаю, я выбираю руку», - сказал он, а затем коротко и хрипло рассмеялся. Фингон ощутил дрожь, прошедшую по позвоночнику.
«Майтимо, ты…»
«Не спрашивай меня», - резко прервал его друг. – «Не проси говорить меня о том, что было, - и не спрашивай, что именно. По крайней мере, еще семь лет, - тогда я, возможно, отвечу тебе». Фингон снова ощутил ком в горле и постарался справиться с ним, - он ясно видел черные тени вокруг глаз Майтимо.
«Я не буду тебя спрашивать», - пообещал он, и они оба молчали довольно долгое время, не зная, что сказать. Майтимо, казалось, снова выпадал из сознания.
«Прости», - сказал он вдруг.
Фингон нахмурился. «За что?»
«Заставить тебя спасти меня».
Фингон только крепче обхватил Майтимо и притянул к себе.
«Не говори глупости», - сказал он резко и послал коня рысью.
*
Несколько дней спустя Маэдрос впервые проявил некоторый интерес к пище. Когда Фингон достал остаток тех припасов, что он брал с собой, Маэдрос посмотрел на них и сказал осторожно: «Я попробую немного», - не будучи уверен, как тело послушается его сейчас. Его рука сильно дрожала, когда он подносил первый кусок ко рту – как будто он почти не помнил, как это делается. Фингон внимательно смотрел на него, но не предлагал помощь, только сжимал губы и хмурился, - а потом Майтимо вздохнул, отложил ложку и посмотрел на него печально.
«Все хорошо, Финдекано», - сказал он тихо и позволил Фингону – ложка за ложкой – накормить его. Он все еще мало говорил, и говорил очень тихо, но речь его хотя бы была связной бОльшую часть времени. И когда он просыпался с криком, он иногда понимал, где находится. Это было улучшение. Фингон считал это улучшением. Это лучше, чем ничего.
«Как ты себя чувствуешь?» - он уже знал, какие вопросы возможны, а какие – нет. Этот вполне мог пройти – в лучшие дни.
«Болит плечо. И ладонь чешется», - он издал странный сдавленный звук. – «Правая ладонь».
Фингон посмотрел туда, где заканчивалась правая рука его друга – как раз выше запястья, и нахмурился. Он никогда не слышал о чем-то подобном, - но он никогда не слышал прежде и о том, чтобы кто-то лишился руки. Он не стал просить прощения, хотя ощутил слабый укол вины. «Хочешь, я посмотрю, что я могу сделать?»
Маэдрос прикрыл глаза, на него снова накатывала усталость. Она была почти видимой. «Вряд ли ты сделаешь хуже».
Фингон встал, опустился на колени рядом с Маэдросом и поднес обе руки к его правому плечу, массируя его и стараясь размять там мышцы. Он почувствовал, как брат вздрогнул – и прервался, но Маэдрос сказал «Нет», - и он продолжил, ощущая припухлость там, где его рука соединялась с телом, - и нахмурился, задумавшись.
«Должно быть, уже близко до Митрима. О тебе нужно позаботиться более основательно».
Маэдрос издал какой-то тихий звук.
«Я не думаю, что захочу, чтобы кто-то прикасался ко мне», - проговорил он невнятно. «Кто-то кроме тебя», - и Фингон вздохнул с облегчением, и держал его, пока Маэдрос засыпал. Это была первая ночь, когда он спал без пробуждений, хотя он часто вскрикивал во сне.
На следующий день они некоторое время ехали в молчании. Майтимо заговорил первым. «Я никогда не думал, что снова увижу тебя», - сказал он хрипло. – «В Лосгаре…»
«Забудь», - сказал Фингон, едва ли не слишком резко. – «Это не имеет значения. Это прошло. Здесь теперь воинство моего отца(*5)». Затем снова было долгое молчание.
«А мои братья?» - голос Маэдроса звучал почти испуганно. Точнее, именно так он и звучал. Фингон ощутил, как его губы сильно сжимаются, и не стал сдерживаться – братья, которые даже не попытались спасти своего родича, казалось ему, - были, наверное, и не братьями вовсе, даже если не думать вовсе об их прочих ошибках. А ошибок, на взгляд Фингона, у них было немало.
«Они… в порядке». Или, по крайней мере, живы. Что нельзя сказать о его самом младшем брате… Но эти мысли бесполезны. «Они в основном спорят. Макалауре делает все возможное, чтобы сдержать их, но я думаю, ты можешь представить, как это все выглядит. Им нужен ты».
Им всем нужен ты. Возможно, это – если ничто иное, - может стать мотивацией выжить для его усталого, опечаленного брата.
По крайней мере, эти слова вызвали у него вспыхнувшую ненадолго улыбку. «Морьо не слушает никого, Курво слушает только тогда, когда хочет, а Тьелко – только тогда, когда слушает Курво, – или когда он не думает о чем-то еще. Да, я могу представить»(*6). Но улыбка быстро исчезла. «Я… рад, что они не совершили ничего безрассудного. Не такого, как совершил ты, Финдекано».
Он пожал плечами. «Это не безрассудство, если ты знаешь, что достигнешь цели». Конечно же, он не знал. Но сейчас это в самом деле не имело значения. «Я думаю, мы доедем завтра».
«Я постараюсь выглядеть прилично», - пошутил Майтимо, и Фингон подавил в себе желание легонько стукнуть его – подозревая, что его брат еще гораздо слабее, чем он разрешает себе выглядеть.
*
Встреча оказалась вовсе не такой, как он ожидал. Был полдень, когда они достигли окраины лагеря – все еще слишком неорганизованного, чтобы быть городом или чем-нибудь бОльшим, - и едва ли кто-то заметил их(*7). Небо было серым, облачным, на горизонте, с той стороны, откуда они пришли, было видно пламя. Маэдрос не выполнил обещания выглядеть презентабельно, и безвольно обвис, сидя на лошади, - Фингону пришлось направлять коня ногами: руками он обхватил Майтимо под грудью, чтобы удержать его. Он и сам начал ощущать признаки крайней усталости – сказывались полторы недели (или около того) бессонных ночей.
Они поехали дальше, в лагерь фееанорингов, отделенный небольшим расстоянием(*8), и еще более – отношением. Кажется, немногое изменилось. Только когда они подъехали ближе к шатру, где Маглор устроил то, что можно было назвать двором, головы окружающих начали подниматься, - и послышался шепот.
Голова с темными, мягкими волосами поднялась от чаши с игральными костями(*9), эльф взглянул на Фингона с озабоченным безразличием, и затем снова опустил голову. Фингон остановил коня и ждал, отведя одной рукой волосы со лба Майтимо.
«Майтимо?»
Так имя было названо в первый раз, и Маэдрос поднял голову – медленно, устало, и повернулся в изумлении. Фингон не улыбнулся. Он слегка вскинул голову, демонстрируя свое презрение. «Пусть никто не говорит, что Дом Финголфина не помнит о дружбе», - холодно произнес он, и послал коня вперед, – хорошо зная, как быстро разойдутся его слова(*10).
«Подожди», - хрипло сказал Майтимо, пошевелившись более, чем за все время с нынешнего утра, но Фингон не обратил на него внимание и продолжил пробираться через собирающуюся толпу, полную шепота, - пока не ощутил, что все воинство Нолдор смотрит на них (*11). Но он не смотрел на них, пробираясь ко входу в шатер. Он сошел с коня и осторожно снял брата следом за собой, просунулся под полог шатра, поддерживая одной рукой Майтимо под грудь, – и остановился, позволив себе встретить взгляд Маглора, с той же серой тенью в глазах что и у прочих эльфов, отягощенных печалью.
Но хватит теней.
Внезапный и безрассудный гнев охватил его. «То, что вы назвали невозможным, - сказал он брату, который настаивал, что они не могут рисковать, пытаясь спасти своего брата, - было сделано. У вас есть целитель? Он нужен вашему брату».
- - - - - - - - - - - - - - - - - - -
От Переводящей Мыши:
(*1) Сие есть фраза из песни, смысл которой я несмотря на краткость текста, не очень понята. А отношение к данной истории – тем более…и (Сей автор любит цитатные заглавия.)
Итого, текст песни – например, тут:
http://www.songmeanings.net/songs/view/3530822107858517018/
Клип с нею же – приятная такая гитарная музыка:
http://www.youtube.com/watch?v=Fh7DWzdBkh0
И информация про дядю, который ее сочинил исполняет:
http://en.wikipedia.org/wiki/Iron_&_Wine
(*2) Он что, идиот?!?
(*3) Ну наконец-то хоть кто-то подумал по меньшей мере про плечо!!... Хотя «растяжение»… это слабо сказано, пожалуй.
(*4) …А вот проблемами фантомной боли западные авторы мне уже поднадоели, и данный автор ничем не выделяется. О, если бы это была главная проблема данного героя!!..
(*5) «Здесь» - это где? В Лосгаре?? Поздравляю автора с новой географией Белерианда!!...
(*6) Более развернутому описанию этой версии «банки с феанорингами» у автора посвящен отдельный рассказик. Каковой я перевела и вывешу вслед за этим, наверное. Для наглядности.
(*7) Ну ладно, этот лагерь, видимо, СЛИШКОМ неорганизованный, чтобы выставить караулы… Но просто жители-то там есть?? Да, кстати, судя по дальнейшему, - это лагерь нолфингов – ну и что, Фингона никто не узнал и даже не сказал «привет!»?! (Даже если предположить, что они не обратили внимания на Маэдроса).
(*8) А вот и нет, это вообще-то другой берег озера!
(*9) «cup of dice» - ?!? – Мне странно, но другого варианта перевода не найдено. Азартные игры как показатель морального разложения феанорингов…
(*10) Не могу удержаться от цитаты по поводу:
«- Маглор, - жалобно сказал Маэдрос. – почему у нас в братьях эта банда БАЛБЕСОВ! – в последнем слове прорвалось его отчаяние. – Карантир не видит дальше собственного носа. Келегорм... Куруфин был бы нормальным, если бы не был таким заносчивым г...юком. А Амрод с Амрасом умеют только ИГРАТЬ В КРЕСТИКИ-НОЛИКИ!!!» (Хелена Штепанова «Нирнаэт Арноэдиад», перевод Ангела).
В общем, я в данном случае совсем не о Куруфине…
(*11) Раз «ВСЁ воинство», значит, видимо, ни безразличие, ни «отношение» не помещали собраться тут также и нолфингам?? (Из дальнейшего видно, что они и правда тут присутствуют…)
*
Продолжение скоро последует.