«Чайка», 28 января 2011 г. Дневниковое.
Ванин, не вмещающийся в спектакль, стукающийся о стенки небольшой роли, спотыкающийся о знакомые и полузнакомые цитаты.
«…в упорной, жестокой борьбе с (отцом вечной материи) дьяволом… мне суждено победить, и после того материя и дух сольются… и наступит царство мировой воли…»
…Оно никогда не настанет!
Пресловутый монолог мировой души цитируется фрагментами что в начале первого, что второго действия (а также – там, где он и есть по идее); и в начале второго, под фразу Долженкова, он это все-таки сказал – докладывают товарищи. Я не слышала – кажется, потому, что в этот момент бубнила под нос то же самое…
…Нет, Дорн – это хорошая роль, мало того – она им проработана, сделана, в ней есть много интересного, она получается очень чеховская (о чем было сказано в октябре)…
Но – не сейчас. Не время. Не тот масштаб истории и персонажа. У него (и у нас) – первый спектакль после «Мастера» премьерно-гастрольного, «оно и видно». А до третьего числа еще чего только нет, но вот то, что завтра «Дно» меня как-то настраивает оптимистично – оно (по крайней мере, - как оно есть здесь) по масштабу будет поближе. Имеет шанс, в особенности имея в виду наличие Мамонтова.
(А потом – «Кукол» 2 штуки два дня подряд, и все, надо думать, с Романычем, на одном спектакле и мы будем, «попробуем вместе дожить до поклона» (с)… и до третьего числа.)
Интересно, что это «непопадание» все равно не имеет чести выражаться в плохой игре. Скорее, в менее яркой. Почему-то вспоминается по контрасту Гостевая, где обсуждали недавно, что «по субъективному восприятию … "не очень" Олега Николаевича является недостижимой планкой для многих, в том числе - для тех, кого здесь порой "очень". ((с) 495) (И этот «Олег Николаевич» - не Задорин, как подумал было Бобер!). Вот я бы тут поменяла Олега Николаевича (про коего промолчу лучше) на А.С. – потому что это как раз был нынешний случай (недорасслышала уже у маршрутки, но, кажется, было сказано, что «не все сделано до конца»?).
Во втором действии – ему все же есть где чуть побольше развернуться. Начиная хоть от монологов мировой души. Вот всегда было это с небольшим стебом – «Во мне сознания людей слились с инстинктами животных» - «во мне душа Шекспира, Наполеона… и еще кого-то там…» И стеб, учитывая, концовку, не может не быть… но, кажется, только в концовке и был… А так – хотелось сказать «Верю!» - в отличие от того же монолога, говоримого Кариной там, где ему надлежит быть в пьесе.
И – мировая душа в Генуе – а вы, доктор, значит, не верите в нее, только очень хотелось бы верить?
…И о том, что если бы он хоть раз испытал восторг творческого вдохновения, то презрел бы всё земное. У меня – неизбежная теперь ассоциация:
«Когда бы все так чувствовали силу
Гармонии!
Но нет: тогда б не мог
И мир существовать; никто б не стал
Заботиться о нуждах низкой жизни…» (с)
А у него – интонация человека, которому все-таки удалось «испытать подъем духа, какой бывает у художников во время творчества» - и он мог бы, как и говорит дальше, презреть все земное, может быть, самую жизнь… Но вот, все-таки по некой причине выбрал «дышать тяжелым воздухом земли». Не решился? Или – ради других?
Еще какая-то фраза о творчестве – уделе одиноких (которую я теперь не могу отыскать в тексте пьесы). Сказанная со знанием дела.
…Да и пресловутое «Страх смерти - животный страх... Надо подавлять его»
Очень римская фраза, знаете ли?
…Был, был момент во втором действии, когда он стоит где-то справа, недалеко от нас, полуосвещенный, и приходит внезапная мысль: кто вы, доктор Дорн? Сколько вам лет? Не две тысячи, часом? В списке вечных скитальцев не числитесь?
Впрочем – это не вся роль, это такая... подкладка к ней.
*
Очень понравилось по итогам, как играл Матошин. Я его еще и порядочно не видела, соскучилась.
Начало вроде бы традиционно раздражало. Но когда в перерыве Фред сказал, что играется оно гораздо мягче, чем раньше, я поняла, что соглашусь. А по обратной дороге и вовсе додумала: в его случае не то, как сыграно (в отличие от – увы! – Ивановой и Карины), а то, что. Он очень четко, оказывается, строит историю об ущемленном самолюбии, ощущении собственного ничтожества, и в том числе из этого вырастающей ревности – к матери, к Тригорину…
(Матошину, кажется, неплохо удается подобная линия – см. презрение к себе Левия в сцене казни).
Но конкретное выражение почему-то кажется мне в начале каким-то утрированно-современным. Не могу объяснить подробнее, но почему-то к сцене ссоры с матерью чувства испытываемые и выражаемые героем, вполне выходят на уровень «вечных» и там располагаются до конца пьесы. М.б., слишком резкая игра вначале?
И уж не знаю, в своеобразных ли партнершах речь, но пока идет любовное начало с Кариной, оно, на мой взгляд, совсем не спорится, а вот когда начинается разлад (с нею, с матерью), несчастная любовь – игра выходит на тот высокий уровень… какой и был, или даже – какого еще не было. Потому что, по-моему, Матошин, по своей привычке движется медленно, но верно и в верном направлении. «Лезет на восьмитысячник», по выражению Бобра (по тому же выражению, А.С. оттуда – уже с вершины – на лыжах разгоняется). Сцена ссоры с матерью езще в прошлый раз казалась мне замечательной и тогда, кажется, лучшей в спектакле. И лучшее, опять – это смесь того, что говорится – и не говорится. Лучший момент – когда в ответ на «Киевского мещанина» он стоит, полуотвернувшись, губы мучительно кривятся, но – не говорит в итоге ничего, только отходит в сторону.
Но не хуже того оказались и все его сцены второго действия, особенно – монолог о творчестве и финальный разговор с Ниной. Жалко Треплева необычайно… Это уже не просто ущемленное самомнение, там, в начале, было больше чувств и тараканов в голове, то теперь это, увы, практика. Константин Григорьевич взялся за творчество, рассказы его появились в столичных журналах, публика озадачилась загадочным автором… Но – ни счастья, ни удовлетворения. Несчастная любовь дала ему дополнительный толчок к творчеству – и одновременно лишила это творчество смысла. Эх, елки-палки, еще бы в эту пьесу нормальных Тригорина и Заречную, чтобы получилась полноценная история о творчестве! Чтобы толком понять, например, чем отличаются пишущий с трудом и горюющий о том, что его тексты всего лишь «милы» Тригорин – и тоже с трудом пишущийся и мучающийся Треплев… Кроме того, что они в самом деле похожи. Может быть, тем, что Тригорин (речь о персонаже, а не о Леушине!) в самом деле бесхребетен, сиречь мягок характером, приключения романтические с ним случаются, как стихийные бедствия, творчество – привычка, которую трудно бросить, а по-настоящему ему хорошо на рыбалке в одиночестве, но уж там-то – хорошо!
А у Треплева нет такой рыбалки. И характер – тверже, ему – прав Дорн! – нужна четкая цель, и в личной жизни, и в творческой, - а отсутствие ее убийственно в прямом смысле.
…Вот Нина – у которой в последней сцене текст столь потрясающий, что я читаю его сквозь Карину, сам по себе, успевая по ходу пытаться представить, как эту смесь железно поставленной цели и путаницы в мыслях можно было бы сыграть…
Да, цель у нее очень ясная, но Треплеву этот пример не помог совершенно: потому что он слишком ясно понял, что в ее жизни не осталось никакого места ему. …Ничему, кроме цели и терпения, там, строго говоря, не осталось места, но для него было важно именно то, что – про него.
…Карина уже, кажется, почти все договорила, но еще сидит у шины, он подходит к ней, молча, медленно, осторожно и мучительно как-то наклоняется, целует голову, едва касаясь… Прощается.
В этой сцене от него вообще было много потрясающего невербального. Он «держит» зал даже не лицом, - он может скорчиться спиной к зрителям – или наклониться к той самой шине, пряча лицо в ладонях (это, кажется, было овеществленное «целу'ю землю, по которой вы ходили »)...
Он – может. К сожалению, больше из главных героев этой пьесы никому так не повезло. Если у Нины хоть текст спасает в итоге, то с Аркадиной-Ивановой мне не везет совсем, она всю пьесу говорит с одинаковой фальшивой интонацией, и получается образ вроде бы жизненный, но противный и плоский, я как-то подозреваю, что Чехов клал сюда больше… Но не могу вытащить это 2на фоне» Ивановой, и боюсь, что так у меня Аркадина и будет с этим чудом природы ассоциироваться… О невнятном Тригорине также было говорено. Змея говорит, что Ванин на этот раз на него особенно специфически смотрел… Да, тут мне даже иногда удается «подставлять», - и да, это могла бы быть роль для него…
В общем, мечты, мечты – оставить в пьесе замечательных дам – Машу и Полину Андреевну, оставить вполне приличный «фон» в лицах Афанасьева и Долженкова (только деть куда-нибудь припадок «дай ему денег!»)…
Медведенко (у Курочкина) тоже весьма неплох, в этот раз более внятным и интересным показалася во втором действии, совсем замечательно, прямо в афоризмы было (кстати, ненайденное сейчас в тексте): «Денег мало.. К празднику вот медаль дали… Лучше бы - деньгами!»)
А вот три штуки главных героев – найти бы где-нибудь «в приличном качестве»! Но что-то мне подсказывает, что если/когда в этот спектакль придет фэн-шуй, дествовать он будет по своей, сугубо фэн-шуйной логике…
Так что будем пока смотреть, что есть. И высматривать, что можем.
29.01.2011 4:11