Kemenkiri (kemenkiri) wrote,
Kemenkiri
kemenkiri

Categories:
  • Music:

В девятнацатом веке. Ответвление флэшмоба.

У товарищей гуляет по дневникам идея: написать, "кем бы я был в девятнадцатом веке". Честно скажу, в натуральном виде подхватить ее мне не удалось, научный факт: никак не удается "избавиться от собственного генофонда" - да и от образа мыслей, весьма и весьма обусловленного местом и временем жизни. Так что прикидки на автомате идут по известным веткам предков...
И тут я сообразила, что некое небольшое время назад написался у меня текстик. Где как раз присутствовал персонаж "по мотивам" нашей латышской ветки. Хотя брался он скорее по причине "так, мне нужна девушка из Митавы, - ну, вот в Бауске я кое-кого знаю... (погрузив нос в генеалогию) оп-па, и в Митаве - тоже наши!"...

И кстати, выпадению первого снега тоже посвящаю!


В России всегда метель


«О том, что не сбылось, не грусти…»
Потаня, «Зимняя железная дорога»


- Черт бы побрал Шувалова! – досадовал, никак желая успокоиться, Владимир .…ский. – Ну не его ли это были слова: «Я жду вас в любое время»? И ведь двух месяцев не прошло, как он мне их сказал!
Слова в самом деле были сказаны, и год, о котором тогда шла речь, еще не закончился (поздняя осень, кажется, становилась наконец зимой)… Но когда Владимир и его товарищ по полку Николай …..инов накануне вечером подъехали к Рундальскому поместью, никого из семейства Шуваловых там не оказалось. Мало того, выяснилось, что при отъезде (случившемся где-то месяц назад) молодой Шувалов приказал незамедлительно начать ремонт в доме, чтобы к следующему лету комнаты были отделаны по последней моде.
Так что в главной анфиладе царил настоящий разгром, в прочие комнаты была снесена в беспорядке мебель… Даже к Белому бальному залу (бывшей часовне!) было не пробраться, - и Владимир не сумел показать товарищу, что в потолок там, под изображением аиста, вделано настоящее аистиное гнездо, некогда снятое с крыши дворца – только побеленное(*1) . Можно было бы просто развернуться и уехать, громко пожелав при встрече потребовать от Шувалова сатисфакции за такой прием… Но короткий осенний день уже совсем подошел к вечеру, погода портилась, кажется, с каждой минутой… Так что товарищи без колебаний приняли предложение вышедшего к воротам домоправителя, который предлагал разместиться пока в его доме, а когда погода улучшиться, обещал дать им письмо содержателю постоялого двора в Бауске, его родственнику, - что обеспечило бы им лучший из возможных ночлег на дальнейшем пути.
Но погода не улучшалась и весь следующий день, точнее даже будет сказать, что она становилась хуже. К холодному дождю прибавился туман, да такой, что лошадь, кажется, не увидит своих копыт, а возница – лошади; облака же, похоже, опустились почти до крыши рундальского дворца… Словом, товарищи коротали уже второй вечер в обществе друг друга… и обитателей домика домоправителя. В первый вечер к ним присоединился сам хозяин дома, Иоганн Хюльфсман, - впрочем, сам он произносил свою фамилию чаще как Хюэльфсман(*2), утверждая, что так она звучит на шведский манер, - а род их ведет происхождение из Швеции, оказавшись в этих краях не то по собственной воле, не то по следам Полтавской баталии, в то время как ранее, в Швеции… После небольшого (не более часа!) экскурса во времена древних шведских конунгов Хюльфсман перешел ко временам более недавним. Впрочем, о своей жизни ему можно было рассказать не так уж много занимательного – кажется, он никогда не выезжал дальше Бауски и двух-трех ближайших городков. Так что основной рассказ его (не то с осуждением, не то с плохо скрытым восхищением), посвящен был брату его Карлу, которому на месте, напротив, не сиделось. Выучившись на механика в Митаве (Иоганн с гордостью показывал сделанную им при сдаче экзамена на мастера кофейную мельницу), Карл перебрался затем в Бауску, чтобы быть поближе к брату… Но и там долго не усидел, и несколько лет назад, едва выдав дочь замуж за сына содержателя местного постоялого двора, уехал в надежде обогатиться в Петербург. Что же, какие-то сбережения он оттуда привез, - но совсем не те, на которые рассчитывал! (Настоятельно грозил пальцем Иоганн отсутствующему здесь Карлу). Хорошо хоть, дочери не пришлось переживать на себе все приключения и перемещения отца, у нее такой хороший и спокойный муж!..
Надо сказать, что если взрослый уже сын Иоганна гостил теперь у какой-то деревенской родни, то та самая дочь брата, Шарлотта Карловна, как раз гостила у Иоганна Хюльфсмана. Такова была, видимо, традиция: Владимир видел ее здесь не впервые, и когда днем двое мальчишек, несмотря на дождь, носились по дорожкам сада, он припоминал, что при самом его первом приезде она еще вела одного из них за руку, а второго несла в пеленках… если это, конечно, были они, а не еще кто-то из – наверняка! – многочисленных детей этого семейства… В нынешний вечер сам Иоганн Хюльфсман, к удовольствию друзей, не пожелал снова засидеться с ними. Вдоволь поизвинявшись за то, он как бы в замену принес, пробравшись в библиотеку главного дома, несколько относительно свежих журналов и книг (то есть – где-то последних пяти лет), и сказал, что Шарлотта Карловна, когда уложит детей, тоже посидит гостиной, чтобы, «если господам будет что-нибудь необходимо…»
Надо сказать, главной их нужде она соответствовала сполна: в отличие от дяди, Шарлотта Карловна вовсе не собиралась рассказывать им басни из семейной истории. Она с непроницаемо-суровым видом вязала в углу чулок, товарищи меж тем занимали два соседних дивана… И Владимир все никак не мог перестать изливать свое недовольство по еще какому-нибудь поводу. На сей раз служила им выпавшая из груды прочих небольшая книжка, именовавшаяся «Повести покойного Ивана Петровича Белкина». Конечно, не окажись они пленниками погоды, Владимир вряд ли взялся бы ее читать: романы он предпочитал иностранные, а еще лучше – сочинения географические и военные… Впрочем, в данном случае главной причиной были, конечно же, не сочинитель и его безыскусные повести, а не сдержавший обещания Шувалов и никудышная погода, - но кто же захочет себе в этом признаться?
Первая повесть покойного господина Белкина еще некоторое время назад угодила под огонь его критики, теперь же он как раз закончил чтение второй, изложил кратко Николаю ее содержание (безусловно, известное читателю – а возможно, и Николаю, но он его все равно выслушал с неизменной в течение вечера легкой улыбкой: вообще все происходящее его скорее забавляло). И наконец, принялся вновь критиковать сочинителя:
- Ну что за глупости теперь печатают! Вздумает кто угодно писать – да такую «повесть» хоть я напишу! Тем более историй подобных пруд пруди, - не таких, конечно, чтобы все друг друга узнали и где нужно встретились, а попроще… Но это ж уже дело сочинителя – довыдумать! Нет, ну в самом деле, взять хоть финал: барышня и раненый офицер! Тут многого не нужно, чтобы ее в себя влюбить, будь ты только ранен в руку, или в ногу…
- Да, главное, чтобы не в голову, - подхватил Николай, - это думать мешает, в том числе и о барышнях!
- Это ошень, ошень даже быфает… - вдруг подала голос, не поднимая глаза от чулка, Шарлотта Карловна.
Владимир этого настолько не ожидал, что на лице его изобразилось удивление, словно с ними заговорил портрет со стены. А Николай только переспросил с любопытством:
- Что же бывает? Что думать мешает?
Дочь митавского механика, ничуть не смутившись, продолжила:
- Што если раненый, то и ф ногу… И это тоше думать мешайт, ошень, ошень … Это даше жить мешайт!
- Это откуда ж у вас такие сведения, любезная Шарлотта Карловна? Тоже, как господину сочинителю, какая-нибудь девица рассказала(*3)… в Митаве вашей, или в Бауске? – не унимался Николай.
- Пошалуй, и так…
- Вот видишь, - Владимир тут же увидел в словах собеседницы подтверждение своей «теории». – Каждая… гм… девица такую «повесть» рассказать может! Только попроще, конечно: влюбилась, целовалась… а потом выздоровел тот офицер – и только его и видели! Может, конечно, для верности и наплести на прощание, что женат он неизвестно на ком, или еще какую-нибудь дребедень… Да что угодно, лишь бы не жениться! Знаем мы эти повести…
- Все быфает, господа, все быфает.. Тот вот офицер – он гофорил: жениться… Сразу гофорил… Дефушка его жалейт, ошень жалейт, он ее – тоше, но гофорил сразу – жениться… Это так… wunderschön(*4)!
- Что ж ему тогда помешало? Тоже какое-нибудь… родовое проклятие нашлось? – предположил Николай.
- Нет, нет… родитель не хотеть, его родитель… Гофорил: денег тебе софсем нет… Правда нет, но он фсе рафно хотеть…
- Ну, это совсем другая повесть выходит в таком случае, да и без конца пока: офицер ваш, может, еще добудет денег, а то и наследство получит… И, если уж это настоящая любовь, - ну, как в романах бывает! – то вернется он к своей митавской барышне… если, конечно, не встретит по дороге десяток других невест.
- Нет, не фернется, - печально произнесла Шарлотта Карловна.
- Почему ж так? В самом деле нашел другую?
Она отложила вязание и, полуобернувшись к окну, передернула плечами, словно замерзла (хотя печь и камин прогревали комнату на славу).
- Если ферно гофорят, его пофесили, - закончила она.
Едва она произнесла это слова, Владимиру подумалось поначалу про вмешательство в дело каких-нибудь разбойников, благородных или не очень, - благо разговор настраивал на романтический лад. Но не успел он договорить сорвавшийся с губ вопрос, как в груди плеснуло холодом, словно ветер внезапно распахнул окно: он вспомнил о том, кого и когда в совсем недавние годы могли повесить. Да и не только – могли
Так и остался недосказанным его вопрос:
- Да как же…?
(Не то «Да как же такое случилось?», не то «Да как же о таком вслух говорить можно?»)
Шарлотта Карловна обернулась от окна и пристально посмотрела на Владимира. Взгляд ее оказался неожиданно светлым и пронзительным.
- Как у фас ф России фешают? Мне гофорили, на фиселице… - Она поджала губы. – Только, гофорили, умеют худо…
На этих словах она снова обернулась к окну, и даже подошла к нему, коснувшись рукой рамы и глядя куда-то в заоконную тьму (где и при свете нынче можно было мало что углядеть!). Владимир все молчал, выбитый из привычной колеи предметом разговора. Как он только мог подумать вначале о разбойниках? Впрочем, тут и от себя не спрячешься: он хотел, очень хотел забыть. О нескольких днях в крепости, о допросе и ужасе и неизвестности… И о дне освобождения, о признании его непричастным (что было совершенной правдой) – тоже… Несколько неблизких знакомств, упоминание в чьем-то письме – вот что обеспечило ему это неприятное приключение. И подарило затем болезненное чувство причастности: а пойди какие-то разговоры и знакомства дальше, - и кто знает, мог ли он стать одним из них? Мог бы он сейчас оказаться не около стен роскошного поместья, в небольшом, но теплом и уютном доме, - а где-то в глубинах Сибири, в чем там селят каторжных? …А то и хуже, вовсе не жить больше… Но нет, чтобы «вовсе», одних разговоров бы точно не хватило! Хотя о том, кого и за что осудили, говорили всякое… Но об этом он тоже постарался забыть.
- Да кто же вам рассказал все это, Шарлотта Карловна? – спросил Николай, чтобы прервать затянувшееся неловкое молчание.
- Одна дефушка из Митавы. Фы ее софсем не снаете…
Она еще немного постояла у окна, - а потом тихо повернулась и вышла из комнаты, так и не вспомнив про вязание. Владимир (если ему только не показалось) успел мельком увидеть ее лицо, до того обращенное к окну, - и совсем не узнал привычную ему мать семейства. В том лице не было ни напряжения, ни строгости, вместо них - словно какой-то внутренний свет, и было оно, кажется, совсем юным… Словом, будто на миг оказалась здесь совсем другая женщина. Впрочем, и предназначался этот взгляд, это лицо, похоже, кому-то совсем другому…
Ему ничего не оставалось, кроме как повторить про себя ее слова и согласиться: он ее совсем не знает!
Владимир встал и подошел к окну, словно хотел увидеть за ним того же, кого, казалось, именно там усмотрела Шарлотта Карловна. Но увидел только, что мимо стекла проносятся словно белые брызги. Похоже, к ночи похолодало, и холодный дождь стал снегом, ветер усилился…
- Смотри-ка, настоящая метель, - сказал он Николаю, - прямо как у господина сочинителя!
- Тогда точно не едем никуда, пока не успокоится, и пропадай отпуск! - ответил тот. - А то ты ведь сам прочитал, что после этого случается…
Тут Николай тоже не удержался от любопытства, подошел к окну, хотя видно за ним было не слишком много.
- Да, неплохо метет! - Он помолчал, и продолжил каким-то другим, непохожим на его обычный насмешливый голос тоном, - Знаешь, как посмотрю немного на такое, так начинает мне порой казаться, что у нас всегда метель…
- Ну, шалишь, не всегда! – Владимиру чем-то не понравилась эта мысль. – Я бы скорее сказал – везде! Кто его знает, может сейчас в самом деле везде метет?...


…везде, везде, и в ближней Бауске, и в недальней Митаве, где стоит еще один биронов дворец, и над Петербургом, где такие же низкие тучи, и над далекой от него смоленской деревней, и, может быть, даже над куда более южным Тульчином…
…и далеко за Уралом, ближе к чужим границам. – там, где зима длится столько, что многим в правду кажется, что здесь «всегда метель»… Впрочем, многие из них сейчас попросту спят – или будут спать, когда там будет такой же час, и куда худшая метель, чем в Рундале…


*

Примечания для тех, кому любопытно

(*1) Истинная правда, есть там гнездо в потолке! (Ходите в комментарии, там Эрендиль фото выложил!) Рундале – масштабная дворцовая постройка, авторства Растрелли. Принадлежала Бирону, потом братьям Зубовым, в 1820-х годах перешла к Шуваловым, они и владели Рундале до начала XX века. Находится в современной Латвии, недалеко от города Бауска.

(*2) …и даже Хуэльфсман. Соответствующий персонаж в качестве домоправителя в Рундале у Шуваловых – исторический факт, это мой пра-пра-пра… в общем, седьмое колено от меня вглубь. Прочие факты данной истории являются в основном вольной фантазией автора «по мотивам» с использованием имен из этого куска семейной хроники. Впрочем, Карл – сын, а не брат Иоганна, - в самом деле был механиком в Митаве (расположенной, кстати, довольно недалеко от Бауски,). И кофейная мельница, возможно, сохранилась у нашей латышской родни до сих пор.

(*3) Сюжет «Метели», согласно предисловию к «Повестям…», рассказала Белкину «девица К.И.Т».

(*4) (нем.) «прекрасно»

Иллюстративное приложение для визуализации: это позже, но все еще Хюльфсманы: Елена Хюльфсман, учительница.

Helene Hulfsman_

Tags: Полдень
Subscribe

  • ТТП. Об отсутствии Кирдана.

    И раз уж я назначила это место складом для оседаиня текущих толкиновских озарений, простите, кто не по этой части, их все равно не обвально много...…

  • Путешествие по стране Новогодии

    Каждый год на несколько недель у нас есть возможность оказаться в Новогодии — стране, где бережно хранятся наши новогодние воспоминания и…

  • К Хроникам - Идриль

    Мне тут напомнили, что в природе существует в Природе Средиземья есть дата рождения Идриль - 1479 г. Она, правда, рассчитана из той глючной…

  • Post a new comment

    Error

    default userpic

    Your reply will be screened

    When you submit the form an invisible reCAPTCHA check will be performed.
    You must follow the Privacy Policy and Google Terms of use.
  • 32 comments

  • ТТП. Об отсутствии Кирдана.

    И раз уж я назначила это место складом для оседаиня текущих толкиновских озарений, простите, кто не по этой части, их все равно не обвально много...…

  • Путешествие по стране Новогодии

    Каждый год на несколько недель у нас есть возможность оказаться в Новогодии — стране, где бережно хранятся наши новогодние воспоминания и…

  • К Хроникам - Идриль

    Мне тут напомнили, что в природе существует в Природе Средиземья есть дата рождения Идриль - 1479 г. Она, правда, рассчитана из той глючной…