(1826. Крепость).
Метели, Пасха и капели,
Залетный ветер по лицу...
И разрешение в апреле
Больному написать отцу.
Кривые стены, сырость, сажа –
Где хуже место на земле?
...Ответ: «Он умер, Алексаша».
Приписка – косо: «В феврале».
(1839. Прощание с Оболенским)
Эта жизнь берет дань людьми,
Следом смерть летит – черный шелк...
«Soyez heureux, mes amis!» -
Крикнул с берега и ушел.
Эти реки – вода, вода,
Хлипкой лодки с теченьем спор...
Не увидимся – никогда,
Не забудем – до тех же пор.
А припомнится по зиме –
Ногти в дерево: так верней.
И твердить поврозь à jamais
И о них, и всегда – о ней.
...Но пока – река, ты ищешь ответ,
А покуда – слезы жгут, как печать.
Никого на берегу больше нет –
Это благо: что же тут отвечать?
К первому - собственно, было январское письмо (от сестер, надо думать) о том, что отец болен серьезно, может быть, смертельно. И есть апрельское разрешение написать. А уже позже в Читу, Варвара пишет по просьбе брата подробности о смерти отца - вот оттуда я и взяла февраль. Если тогда еще не знал о его смерти - в самом деле мог написать. А к лету, к "Стансам" - уже, похоже, знает...
Второе - как раз по мотивам той, недавно приведенной русской цитаты во французском письме.
Соотв., «Soyez heureux, mes amis!» - "Будьте счастливы, мои друзья!"
à jamais - "навсегда"
А вот пункт третий - уже сугубо на вольном выпасе головы:
Тобольск. Сказка сыну.
Облака всё низкие да серые,
Глянешь – и на улицу не хочется...
Слушай сказку: далеко на Севере
Шло на площадь Северное общество.
А навстречу ему – Южное, с Юга,
Но их всех разметала вьюга, -
Только мы и сидели
Посреди, в самом центре метели,
Ничего не делая,
А вокруг – лишь равнина белая,
Снежная взвесь...
Пусть будет белой, как здесь, -
Там была черной, с туманом, без снега,
Без надежды побега:
Есть тоска, есть и фельдъегеря,
Так зачем же бежать, если зря?
Слушай сказку: их, северных, южных
Разметало на крыльях вьюжных,
Но им выпало счастье:
Встречаться
Вновь, и сидеть за одним столом,
Говорить о былом...
Только я и сидел
Одиноко, без дел,
Впрочем, был очень занят – болел.
Но ко мне из метельного роя
Из пяти приходили трое
И садились поодаль...
И до тридцать девятого года
Мне их хватало вполне.
А потом – города, вновь метели,
Это всё суета, в самом деле,
Но ведь есть еще – ты, данный мне.
Мы однажды вместе шагнем к окну,
И однажды письма уйдут в Москву,
Напишу – так же верно, как: я – шагну,
Я тебя им по имени назову,
И тебе с ними тоже не будет скучно...
Ты спишь, а я говорю беззвучно,
Но эта сказка – не ложь,
Ты ее – станешь старше – поймешь,
А уж если поймешь, не суди меня строго.
...Мне и этого будет много.
...Погляди-ка, милый, что там с тучами?
Видишь ли те звезды? - да, уходят...
Слушай сказку: в дальнем южном Тульчине
Говорили люди о свободе...
(14-15.12.12, ночь – все три стиха)
*
P.S. Пополняем статистику: в биографии героя наличествуют три дуэли. Двух из них не было, причем одной не было в принципе, и "после" нее ходили слухи о его смерти.