Итак, цитирую Любелию:
И Новый Год начинается с прекрасного, прекрасного Сергея Григорьича Волконского! 1814-1815, молодой раздолбай в Париже и Лондоне, жалуется Киселеву на свои любовные неурядицы, расказывает про театры, делится сплетнями, какие-то шмотки ему заказывает... И подписывается - под настроение, то "Бюхно", а то прям "Князь Сергей Волконский":)
http://kemenkiri.narod.ru/gaaz/volk
И добавлю от себя.
За что я нежно люблю эту публикацию.
Да, он молод и ловит все доступные удовольствия Парижа и Лондона - театры, салоны, дамы полусвета (и лечение от последствий визитов к ним). Он, как и Киселев, обсуждая знакомых, выдаем всем прозвища - ехидные и, боюсь, часто точные (Киселев вот как скажет - так у меня и завязнет, что не начальник штаба П.М. Волконский, а "Петрахан"!). Да, переписка с Киселевым по определению русская, и русский язык двум ее участникам вполне родной, и Сергей Григорьевич вписывает в одно из писем одну прекрасную, не вполне приличную и совсем неизвестную мне раньше русскую пословицу (я, помнится, читала ксерокс в метро и, дойдя до нужного места, в голос захихикала)...
Но не в молодом разгуле дело. Он - еще не самое интересное в этой истории.
Знаете, бывают истории, как человек по молодости буянил и гулял, и мозг не особо просматривался, - а потом вдруг нашел себе толковое дело, и даже мозг откуда-то взялся? Так вот, это не та история, мозг там приложен изначально, и не только для различения модных фасонов. Он ведь держит нос по ветру окружающей политики и, когда начинаются 100 дней, срывается из Лондона в Париж - присутствовать при исторических событиях, и при этом, кстати, - с нетерпением ждет, когда русская армия против этой же Франции в поход выступит...
Но дело даже не в этом. Есть тоже немало историй, как молодые (и не очень) буйства порой не мешали людям творить вполне серьезную и масштабную политику; скорее, богат такими историями век прошедший, 18й, но он еще совсем рядом...
Но история не только об этом.
Среди веселья и вполне разумных мыслей проскальзывают такие фразы, из которых я с удивлением понимаю особенно ясно, что _это один и тот же человек_. Не только с генералом "под 40", но и с тем величественным стариком (о котором Герцен и куча другого народу совершенно независимо пишут примерно одно и то же - вплоть до ощущения, что от человека исходит свет) - с тем, кто пишет "Записки". Он много пережил, стал мудрее, приобрел массу не всегда веселого опыта... а в каких-то базовых вещах он не менялся все это время. Потому что тогда, в безбашенной молодости, все необходимое уже было.
(И да, во всей это биографии история с тайным обществом - не несчастная случайность и не действие чужой злой воли (как пытается, скажем, представить его брат - ну так понятно, брат прошение пишет, чтобы отпустили!)), а совершенно логичный этап - и нет, он не передумал и не жалеет).
Вот он пишет про встреченных в Париже роялистов - бывших эмигрантов в Россию, которым довелось участвовать в войне 1812 года не с французской стороны:
"Ла-Гард тоже здесь, но он не оставлял нашей службы, и я скажу ему в похвалу, что он единственный, который носит русскую медаль 1812 года. Знак отличия, приобретенный с полным правом всяким участником русской армии 1812 г., не может и не должен быть более пренебрегаем никем из тех, кто его получил".
- и я вспоминаю, как позже он из своих наград просил вернуть не все многочисленные ордена (а их БЫЛО!), а именно медаль за 1812 год.
Или вот еще:
"Я очень стремлюсь к такой же судьбе, как у Долгорукова и никогда не буду в числе тех которые стараются добиться счастья, состоящего из имений и денег. "
(Про Долгорукова, кажется, смысл в том, что он перешел с придворной службы на военную). И ведь сколько лет ни пройдет, он не откажется под этим подписаться. Впрочем, он сам же про себя в одном из писем приводит пословицу, на сей раз вполне приличную: "Каков в колыбеле, таков и в могиле ".
...от Волконского осталось много портретов, и, надо сказать, внешне он меняется довольно сильно... (И не сказать, чтобы в худшую сторону, у меня его портрет в старости - на первом месте по разряду "самый красивый мужчина в этой компании").
Это миниатюра Изабэ, где-то как раз времен парижских писем, пожалуй, - и эти выразительные черные глаза очень громко говорят: "Поселянка, хочешь большой и чистой любви ПРЯМО СЕЙЧАС?"...
...а это посмертный портрет, но, судя по другим портретам и фотографиям, художник не сочиняет,а ... аккумулирует, что ли, все то, что видишь по другим изображениям и рассказам.
У него с определенного момента... меняется взгляд. Я, кажется, даже год назвать могу, там есть два фотопортрета от одного года, на одном еще не то, еще просто напряженный и усталый мужчина средних лет, а на другом уже - вуаля! Взгляд четко и определенно смотрит куда-то очень далеко сзади вас. Это очень конкретная точка... только находится она, похоже, по ту сторону горизонта. И чем старше он, тем больше он... уходит в этот взгляд. (И ничего в тот год... 1845, что ли? - не происходит особенного. Просто, наверное, наконец переходит в качество количество тех, кто уже ушел за горизонт).
А внутри, оказывается, так и остается - та цельность и та свобода, которые есть уже в начале. Спокойствие есть не всегда, но в конце приходит, а эти - так и есть.