Нда, на 30 с небольшим листов в этой пачке писем куда как много беспорядка... И что-то я считаю - оттого, что кто-то часто лазил их хаотически перечитывать...
*
И еще, давно собиралась записать. 1840 год, Полина получает письмо в момент, когда они приезжают в усадьбу к родственникам на их золотую свадьбу. (Это те самые Философовы, родители "Алексиса". И он там есть - с женой и детьмм. А письмо, скорее всего, пришло где-нибудь совсем под отъезд, я думаю, его просто передали Полине после). Она очень любит это семейство, радуется событию и приезду, но ясно отмечает, что среди этой радости получение письма - "как луч солнца". Как бОльшая радость.
И она, чтобы прочесть, не уходит из комнаты - "я не выходила из гостиной, чтобы его прочесть, я хотела вас также приобщить к этому собранию друзей, родственников, которые столь счастливы быть вместе. Поэтому я села в уголок за креслом моего дяди, я сказала совсем тихо: я хочу, чтобы Александр был с нами, конечно, он оценил бы счастье подобного рода! – и я начала читать".
...а он ей пишет сначала про ее внешность что-то (больная для Полины тема), так, что она хихикает... А потом он пишет ей про смерть Краснокутского. Сестре не пишет, ей - да. Я когда-то приводила под замком большую цитату, как он пишет о том же - Оболенскому.
(Это отдельная феерическая история - они не знакомы раньше (они знакомы "через одного" - через Павла), Краснокутский много лет тяжело болен, не может ходить... И вот в Тобольск (куда ему удалось перебраться с надеждой как-то подлечиться, перебраться удалось, вылечиться - нет) приезжает Александр, который сам тут недавно чуть не врезал дуба (вторая попытка...), у которого нифига нет денег и надо устраиваться на новом месте (зато есть 2 собаки!) - и начинает ходить к нему в гости... два месяца ходит, и потом Краснокутский, собственно, умирает у него на руках.)
И она читает, и посреди радостного семейного сборища - оплакивает вместе с ним человека, которого никогда не знала...
В общем, я как-то по этому поводу имею сказать примерно одно.
Называйте друг друга в письмах хоть "дорогими кузенами", хоть банными вениками - как вам легче, так и называйте. Для меня это не проблема, потому что с вашими чувствами мне как-то все равно все ясно. У меня разве что вопрос, насколько оно было ясно вам самим... Впрочем, почему нет?
И еще, еще к тому, что это - разговор на равных.
"...не лишайте меня подробностей о вас, говорите со мной о вашем древнееврейском, о вашем греческом, о вашей латыни и даже о санскрите – если вы уже добрались до него..."
Про первые три - все совершенно реально (даже древнееврейский, правда, потом он его учить, похоже, бросил - думаю, за отсутствием источников в доступе), а вот про санскрит - уже гон;-)
С Оболенским у них тоже, кстати, около-филологический гон - про праязык.
...в общем, впереди еще 5 писем. И вот этот хвост, который сижу-перевожу.
