Я как-то не ловила для себя факт, что Трубецкая приезжает в Иркутск, когда первая восьмерка сосланных еще не в Нерчинске, а разослана по разным заводам.
("....что все они в большом раскаянии, особенно Оболенский, Волконский, Давыдов и Муравьев, а Якубович более все показывает какую-то твердость, которая в нем как в Дровосеке (на Солеваренном заводе) укротится" - От Мышь: Нет, "Доровосек" - это не синоним слова "долбодятел"!)
И свои увещевания на тему "вы сюда доехали, а может, дальше к мужу не поедете?" иркутский губернатор Цейдлер расточает для начала именно на этапе заводов.
И тут до Иркустка доходит (не самостоятельно, а путем Петербурга), что вообще-то этих восьмерых надо взять и собрать в одном месте, и будет это место - в Нерчинске.
При этом *Генерал*-губернатор Восточной Сибири, Лавинский, на этот момент сидит в Петербурге, и пишет оттуда указания. А Цейдлер ему пишет, что тут собственно происходит. Официально пишет, частным образом - тоже. И вот из отчета Лавинского по материалам того и другого мы эту историю и узнаём. Отчитывается он, значит, в Главный Штаб - государственное в общем, дело (и военное) - княгиня Екатерина Ивановна в Иркутске!
...он ему вообще про всякое пишет, там сохранилась - почему-то всего дней за шесть, зато подряд, такая отчетность на бланках - кто в этот день в город приехал, кто уехал, сколько ссыльных сидит в остроге, сколько лежит в больнице, кого повязали прямо сегодня - и за сколько продавали пшеницу, дрова и сено.
Такой Иркутск конца августа 1826 года: прибыл "из-за моря павозок с рыбой купца Лазарева, 170 бочек", "взяты под стражу: отставной солдат Прорубов пьяный и за обругание коллежского ассессора Асламова", "посельщик Филимон Каровин - за сумнение в краже шинели, еврей Мейер Мехланович - за имение краденой шинели", "рядовой Степан Черепанов пьяный и за шум" и т.д. и т.п.
И да, они пишут, про тех же восьмерых - "отправить их через Байкал-море" - в официальном документе! (Ну море оно, а что - река, что ли?)
...в общем, отправить. А Цейдлер тем временем продолжает внушать Трубецкой - но, как сам признается, "не имеет надежды склонить ее, ибо она неоднократно ему объявляла, что готова оставить все, лишь-бы только жить с мужем" - но ему инструкцию дали, и он продолжает. Трубецкая его слушает, "но ни картина жизни, ни судьба будущих ее детей не могли ее к тому убедить" (и, наверное, думает "будут дети - разберемся!"), очередной раз показывает ему выданную ей бумагу, где написано, что Государь Император не возражает. Ей, наверное, непонятно, что еще можно к этому прибавить.
А заодно Цейдлер решает, что хорошо бы отправляемых в Нерчинск провезти через город тайно он нее и вообще всех кого можно - ночью.
"Гладко было на бумаге..." Погода подкачала и подводы прибыли в город под утро - в четыре часа ночи. А Трубецкой кто-то (она не признается, кто) прямо ночью об этом сказал. И она "вскочив с постели, бросилась пешком по городу" - на дворе ночь и погода плохая, как мы помним. Прибежала на гауптвахту - их там нет. В полицию - тоже. Но кто-то сказал, что они на казачьем полковом дворе (их везут местные казаки) - она бежит туда - подводы уже выехали и едут ей навстречу - она "бросилась перед лошадей; но Трубецкой тут же ее успокоил и был увезен" - а Трубецкая, кажется, домой все еще не заходя, бросилась в дом к губернатору.
Не знаю, сколько было часов, но утро у Цейдлера случилось бодрое и раннее. И Екатерина Ивановна оттуда не убыла, пока не получила разрешения съездить на первую станцию и попрощаться с мужем.
Куда именно они едут, Цейдлер огласил, когда государственные преступники, по его расчетам, были "уже на море". Специально пригласил Трубецкую, чтобы объявить. Ну, если надеялся произвести впечатление словом "Нерчинск" - не произвел. "Она, услышав о том, упала на колени и с восторгом обещалась дать подписку, что отказывается от всего, не будет даже иметь связей с родными и готова итти пешком, лишь бы пустили ее к мужу."
Вот тут, кажется, даже Цейдлеру стало понятно, что инструкция что-то не работает. Он пообещал, что вообщить "Высшему Правительству", пусть они одобрят - и тогда пусть она за мужем следует.
...вот честное слово, если бы эти подробности с ночной беготней по городу попали или к Некрасову в поэму, или к Мотылю в фильм, хуже бы никому не было, а только лучше.
Прекрасная женщина Катерина Ивановна. Милая, добрая, направленная и концентрированная. Не вставайте на ее пути с дурацкой инструкцией, хуже будет. Фантастический все-таки повело Трубецкому. Не только ему, строго говоря, от нее было много добра много кому, но Трубецкому - в первую очередь.