С 18 тома в ВД - товарищи, под Верховный суд непопавшие. Это, кстати, не значит, что всех их мирно распустили по домам, - кого-то и да (потому что их фамилия Суворов или Витгенштейн, скажем), - а вот почти весь данный том населен товарищами, которым Дибич на основании Высочайшего повеления пишт резолюции "выдержать в крепости еще... (от месяца до четырех лет, но в основном - до года) ...и перевести (в армию, в Кавказский корпус, в другой полк etc.)".
Чинов и дворянства при этом не лишают, как самый "младший", 11 разряд осужденных, - но если у разрядной сетки есть (вроде бы!) какая-то логика
Но в общем вопрос, как там с логикой (хотя бы внутренней) я еще собираюсь прояснить. А пока веду речь вот о чем.
Все-таки понятно, что в общем и целом в этой категории отметились люди, которые "влипли" по меньшему количеству и менее тяжелым пунктам - полк не выводили на Сенатскую, Бобруйский план не составляли и т.п. ...
Но менее любопытными, как выяснилось, истории их от этого не становятся.
Прежде всего, они все разные, все-по разному реагируют на свалившееся на них. Какой-нибудь Миклашевский кается громко и развесисто, а всех "заслуг" у него - состоял вообще в некой переходной форме, Обществе Измайловского полка и больше с 1821 года ни слуху о нем ни духу...
Но и сами по себе истории не менее интересны, чем то, как их пытаются рассказать.
Вот, например, Лейб-гренадерского полка подпоручик Андрей Кожевников, 22 лет.
На Сенатской с родным полком не присутствовал по объективной причине - к этому времени уже был арестован. К этой детали, впрочем, следует добавить красок: арестован полковником Стюрлером. Причем дважды.
Уникального тут то, что полковник Стюрлер, пытаясь остановить (и догоняя) на площади выходящий на нее свой Лейб-гренадерский полк, был там, как и Милорадович, смертельно ранен. Причем как-то вскоре по приходе гренадеров.
То есть арестовать подпрапорщика два раза он успел ДО ЭТОГО.
В довершение удовольствий - дело, естественно, было завязано на переприсягу, но присутствовать на ней именно в расположении полка Кожевников был не должен, будучи приписан к стоявшей еще где-то команде жалонеров (это такие товарищи с вешками, которые во время парадов и маневров указывают, кому куда).
...в первых своих показаниях нерадивый жалонер пытается рассказать, что принесла его нелегкая совершенно спонтанно, из "ревности" к государю Константину, да еще "разгорячив свое воображение крепким напитком".
В результате приема которого он бегал по галерее на полковом дворе и громко спрашивал присягающих: "Для чего и кому присягаем? Где же Константин Павлович?" - и что-то еще в том же духе. Не удивительно, что оказался по арестом (первый раз;-).
Но в дальнейшем на следствии его. как и многих, потянуло на "самопроизвольные показания", из которых следовало, что был он знаком и с Каховским, и с Сутгофом - принял в общество его, кажется, последний.
И да - это уже от других людей вылезает - накануне послал записку в загородный батальон Измайловского полка, где тоже были "люди из общества", что у них тут есть несколько человек, которые скорее решились умереть, но не присягать. И 12 у Оболенского он был, и 14 утром у Рылеева был...
Так что пришел он на полковой двор совершенно сознательно... Правда, и в рапорте из полка все равно сказано: "явился пред 2 баталион в нетрезвом виде" - батальонный командир пытался услать его, как одетого не по форме, но дальше последовали уже известные нам бега по галерее; по версии полкового рапорта, кричал он ""Ребята! Не присягайте, обман, отвага".
Так что крепкие напитки, похоже, все-таки и правда имели место...
Под арест товарища отправили... на квартиру Сутгофа.
Это была плохая идея: дальше, догоняя вышедший полк, полковник Стюрлер обранужил, что Кожевников уже каким-то образом освободился и догоняет полк впереди него. И, похоже, прямо на марше опять сдал его какому-то унтер-офицеру для отведения под арест... Куда Кожевников и отправился, и уже никуда оттуда не бегал, и из под одного ареста беспосадочно перекочевал к вечеру под другой, в Зимний... А Стюрлер, в свою очередь поспешил за полком на Сенатскую, встретил там на свою голову Каховского, и случилось с ним то, что случилось.
История о приговоре и дальнейшей биографии очередной раз наводит на мысль, какая творческая разница между наказанием по высочайшему повелению и по младшим разрядам: в Сибирь Кожевников вполне попал, поскольку отправлен после полугода в крепости был в Иркутский гарнизонный полк, и прослужил там 4 года, после чего попал на Кавказ.
...дальше история, видимо, похожа, на многие "кавказские" истории - видимо, служит там до возможности выйти в отставку - а потом перебирается в гражданскую службу; под конец жизни, в 60-х годах, даже был года два минским губернатором.
Заодно успел дожить до появления в наших краях фотографии, его снимок за счет темных очков смотрится довольно колоритно
Женился поздно, дети его жили долго - и влетали, будучи немолоды, уже в изгибы советской истории: один сын попал в лагеря, другой погиб с блокаду.
Но пока "на календаре" 18 тома все еще 1825 год, 14 декабря, подпрапорщик получил записку от Каховского - обязательно зайти к Сутгофу - "От них я узнал, что настал роковой час возмущения. Я несказанно был поражен сею вестию и, желая ободриться, чрез меру ослабил себя горячим напитком(*), был увлечен до забывчивости, и во время присяги с галереи казарм возмущал близстоящий батальон, говоря: "Кому и зачем присягаете?" и с сего часа лишен свободы".
(*) Да, кстати. Еще одно подтверждение, что "горячие напитки" того времени - на самом деле "горячительные". Потому что не чай они там пьют!